Агент, бывший в употреблении - Страница 51

— Так объясни это своим недругам.

— Этому дурачью невдомек, что у человека, сумевшего заработать деньги, хватит ума и на то, чтобы сохранить их. Ведь средства защиты банков как раз и созданы против таких типов.

— Банки тем не менее грабят.

— Они воображают, что где-то существует тайник или имеется банковский вклад, где я укрыл миллионы. Но такого вклада нет. Есть система, которую я создал. И она столь надежна, что, пожелай я сейчас разрушить ее, мне пришлось бы изрядно потрудиться. Эти тупоголовые представляют себе капитал в виде сундука, набитого пачками долларов. Как им объяснить, что капитал может существовать не только в форме купюр или слитков золота, но еще и в виде акций, облигаций, долей в тех или иных предприятиях, недвижимости, вообще, в любой форме, имеющей денежное выражение, но при этом чисто формально не являющейся долларовой наличностью.

— Согласен, — киваю, — ты лучше разбираешься в таких вещах. Расскажи-ка мне лучше по-дружески о своей системе.

— То, о чем ты просишь, даже если это сказано в шутку, звучит глупо. Как известно, фараонов хоронили вместе с их сокровищами. Так и я уйду на тот свет вместе со своей системой. Она не объемистая, много места в гробу не займет. Она у меня здесь, в голове.

Система… Ну конечно, он же не безумец, чтобы излагать мне ее принцип. Но время от времени мне открывались отдельные ее детали. Например, банк «Барклайз». А еще герр Гауптман. Я слышал, что этот австрийский бизнесмен был некогда то ли секретарем, то ли партнером Табакова. Но я воздерживался от вопросов. Задавать их такому, как ТТ, бесполезно. Это не потому, что он лжец. Ложь, как и правда, для него всего лишь рабочий инструмент. С той только разницей, что правда в его деле используется реже. Потому что правда — это то, что есть на самом деле, некая законченная данность. В то время как ложь имеет способность видоизменяться и менять содержание в зависимости от обстоятельств. Она более пластична.

Имя австрийца ТТ упомянул вскользь в одной из наших бесед, когда он рассказывал мне о многочисленных типах, пытающихся подобраться к его банковским счетам.

«Эти дурьи головы не догадываются нанять хорошего консультанта, вроде Гауптмана, который подумал бы за них. Он-то знал толк в таких делах».

«А что с ним стало, умер?»

«Пока нет. Но все там будем. А почему ты спрашиваешь?»

«Потому что ты сказал о нем в прошедшем времени».

«Я имел в виду, что раньше он был моим партнером».

«Не сошлись характерами?»

«Разошлись интересами».

«Тогда зачем он тебе был нужен? Ты ведь знаешь: свой глаз — алмаз, а чужой — стекло».

«Это мне известно лучше тебя. Просто в то время я не мог без него обойтись. Он меня дополнял. У него были козыри, которых не было у меня: умел ловко управляться с банковскими делами, обладал высокой квалификацией, имел те самые полезные связи с нужными людьми, занимающими соответствующие посты».

«Для чего в таком случае ему был нужен ты?»

«А у меня были деньги. И связи в Восточном блоке. Я же говорю: мы дополняли друг друга. И чтобы один не попытался поступить с другим, как Каин со своим братом, мы подстраховались: в одиночку никто из нас не имел возможности распоряжаться активами фирмы. Требовалось присутствие обоих партнеров. За исключением, разумеется, того случая, если вдруг один из партнеров не умрет скоропостижно».

«Хороший мотив для взаимного истребления».

«Наоборот: хорошее условие для совместной работы. Гауптман был убежден, что ему незачем беспокоиться о своей безопасности. Мы жили в мире, где он был у себя дома, а я был пришлым. С его связями, опытом и влиянием он мне был более необходим, чем я ему. Можно даже сказать, что я стал лишним после того, как перекачка товаров и грязных денег почти закончилась. Единственное, что ему еще оставалось получить с Востока, — это известие о моей смерти, уверенность в которой у него была твердейшая».

«В комбинации тебе отводилась роль мертвеца».

«Но только в его воображении. Потому что с тем же успехом смерть могла посетить и его».

«В таком случае ты стал бы первым подозреваемым».

«Не обязательно. Смерть смерти рознь».

«И чем закончилась ваша взаимная подстраховка?»

«А кто тебе сказал, что она закончилась?»

Мрачное утро. Идет дождь. Вероятно, из-за этого просыпаюсь к обеду. А еще вероятнее, из-за того, что прошлую ночь я провел у ТТ.

— Звонил Табаков. Просил, если решишь выйти из дома, зайти к нему.

— Уже?!

Марта всегда называет своего бывшего супруга по фамилии, чтобы тем самым подчеркнуть, что он ей чужой.

— И откуда только у этого типа такая энергия, — бормочу.

— Энергия? — возражает Марта. — Неврастения чистой воды. Если бы мир создавал он, то в сутках было бы 36 часов.

Дождь все идет, и нет надежды, что он закончится. Сначала думаю воспользоваться машиной, но потом решаю ограничиться плащом. Автомобильные пробки в такую погоду просто невыносимы.

Застаю ТТ на его привычном месте за рабочим столом и в его обычном настроении. Хмурый Черч, по сравнению с ним, просто сияет.

— Что ты об этом скажешь? — спрашивает хозяин кабинета, протягивая мне листок бумаги.

На листке — напечатанный на принтере короткий текст крупными буквами: «Отдай миллион!»

— Знакомая фраза, — отвечаю. — Читал небось Ильфа и Петрова.

— То, что это из Ильфа и Петрова, и Черчу известно. Я спрашиваю, какой в этом смысл. Четвертый день присылают мне по почте эту чушь.

— Хотят позлить тебя. И, похоже, им это удается.